«Реанимация и ангелы, или Прогулка по краю бездны»
Священник Валерий Духанин
В жизни нам даются суровые уроки. Но после этих уроков жизнь становится другой. Невозможно быть тем же, кем ты был, когда хоть на мгновение ты вышел за пределы привычного, оказался на пороге иного бытия. Ценность самой жизни познается на грани смерти, ценность света – после ночной тьмы, ценность любого Божиего дара – после его лишения.
Первая химиотерапия обернулась для меня серьезным отравлением. Токсикация охватила нервные пути. Отключилась речь, парализовались глотательные движения, затруднилось дыхание.
Жена пыталась вызвать «скорую» – все машины оказались в разъездах. Мне удалось показать в своем телефоне номер знакомых фельдшеров, трудившихся на «скорой». Благодаря им машина приехала значительно быстрей, в то время, когда я пытался на четвереньках глотать воздух из открытого окна.
Меня потом спросил один знакомый, возможно ли молиться в таком состоянии. С отключением речи и блокировкой мышц языка ты еще пытаешься молиться мысленно. Пытаешься всем сердцем обращаться привычными краткими словами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного! Пресвятая Владычице моя, Богородице, спаси мя, грешного! Святый Ангеле Божий, Хранителю мой, помоги мне». И еще краткие молитвы преподобному Сергию Радонежскому, блаженной Матроне Московской, небесному покровителю мученику Валерию Мелитинскому…
Но наступает момент, когда тебе не хватает кислорода, вдохнуть ртом ты не можешь, и тут внутри происходит сбой, а в каком-то смысле наступает паника. Мысли теряют сосредоточенность, по телу проходят судороги, единственным желанием становится просто нормально дышать. В такие мгновения молитва испаряется, как влага на раскаленном песке. Ты начинаешь просто бороться за жизнь, искать, как лучше сделать вдох, глупо и беспомощно теряя молитву – этот главный, целительный источник нашей жизни.
В какой-то момент промелькнуло: если я уже умираю, то пусть это наступит скорей, чтобы близкие не видели всех мучений и чтобы просто перешагнуть порог, который отделяет временное от вечного, тленное от нетленного. Вот как мы просим на каждой ектении «христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны…» Но что-то это прошение никак не исполнялось, оставляя меня на краю бездны, на грани неизвестности.
Мне наглядно открылось, что бывает, когда молитвы близких восполняют твою беспомощность. Тогда жена поставила на молитву перепугавшихся детей. Опустившись на колени перед иконами, они со слезами, в простых детских словах изливали свою сердечную просьбу. В этот момент мне наглядно открылось, что в жизни бывает, когда ты живешь вовсе не своими молитвами. Когда молитвы тех, кто любит тебя, для кого ты еще имеешь значение, восполняют всю твою беспомощность и немощь. По молитвам ближних мы избавляемся от бед, обретаем от Бога спасение, исцеляемся и воскресаем. Эти молитвы становятся крыльями, которые подымают твою израненную душу и не дают ей пасть вниз.
Еще скажу, что на грани перехода ты чувствуешь, как многое, что казалось тебе важным, вдруг обнажает свою пустоту. Самым сердцем прозреваешь, как напрасно ты всё время куда-то гнал и спешил, пытался что-то заработать, вроде бы чтобы содержать семью, но мимо тебя в этой гонке и проходила жизнь твоей семьи, твоих детей, исчезала радость общения с самыми близкими. Счастье – оно всегда рядом с нами, но мы сами пробегаем мимо него. Чтобы остановиться и вырваться из замкнутого круга, нам от Бога и подаются суровые жизненные уроки.
Но вот наконец и «скорая». Вижу растерянное лицо врача, замешательство в его действиях. Замеряет мне давление, пульс, а затем каким-то прибором еще что-то меряет и с удивлением говорит: «Странно… Что же в крови кислорода-то меньше нормы?» Зачем-то ставит мне катетер в руку… и только перед самым нашим выходом к машине делает укол, после которого судорога в теле исчезает.
В больнице мне поставили капельницу. Но на следующий вечер приступ повторился. Меня отправили в реанимацию. Поскольку и в этот вечер я потерял дар речи, то не мог произносить ни единого слова. Оставался лишь безмолвным созерцателем происходящего и наблюдал, как Бог посредством людей спасает таким же людям жизнь и восстанавливает здоровье.
Никогда с этим раньше не сталкиваясь, я был поражен своим восприятием. Ранее я думал, что это место какой-то безутешной скорби, отчаянной борьбы за жизнь, последних проводов. Оказалось, что проведенный в реанимации день стал одним из самых счастливых дней в моей жизни. Это как рождение на свет, воскрешение, после чего радость дня и свет солнца, счастье общения с близкими и драгоценная возможность служить Богу переживаются наиболее ярко.
Здесь не царили ни ропот, ни ругань, ни жалобы или угрозы. Каков бы ни был больной, врачи и медсестры представляли собой пример исключительной жертвенности. Каждый заботливо, мирно, спокойно вершил свое дело, словно это были не люди, а ангелы, поставленные Богом на то, чтобы заниматься одним единственным делом – спасать людей. Наблюдая происходящее, я так и пришел к этому удивительному выводу: вся реанимация наполнена ангелами.
Смысл духовных прозрений не обязательно в том, чтобы ты непременно увидел ангелов, но в том, чтобы нечто ангельское ты увидел в людях, в тех, кто окружает тебя. Если кругом ты недовольно видишь одни грехи, недостатки, пороки, то кто же ты сам по своей внутренней сути? Каждый замечает то, что для него самого естественно. Если же в окружающих тебя людях ты прозреваешь доброе, чистое, ангельское, то, значит, Господь посетил тебя и не лишил Своей благодати. Впрочем, сам я на тот момент прозревал лишь собственную немощь и удивительную доброту, заботливость, сердечность сотрудников реанимации.
Одна пожилая врач, подойдя ко мне, с соучастием и состраданием произнесла: «Ты молись про себя. А когда сможешь, так и вслух молись. Молитв, слава Богу, много у нас. Молитва часто лучше всего помогает». И я молился. На сердце стало настолько мирно, спокойно, что я сравнил эти ощущения лишь с пребыванием в алтаре на богослужении. Ангелы наполняют алтарь храма, ангел-хранитель рядом с каждым из нас. Но Божии ангелы присутствуют еще и там, где спасается жизнь, где люди, забыв о себе, заботятся только о том, как помочь таким вот, как я, беспомощным. Почему же мы не замечаем этого в своей обыденной жизни?
Они имеют от Бога дар возвращать людей к жизни – и тем самым причастны таинству спасения
Пусть никто не осудит меня, но в тот момент реанимация мне представилась подобной священному алтарю, а действия персонала реанимации – священнодействиям служителей храма. Они воссозидают в человеке жизнь, делают по земным меркам невозможное, имеют от Бога особый дар воскрешать и возвращать людей к жизни, тем самым причастны таинству спасения сотворенных Богом людей. Конечно, всё это относится не к вечному спасению души, обретаемому только в храме, а к временному спасению тела. Но ведь свои души мы спасаем, покуда не расстались с телом, значит, и это временное спасение, восстановление здравия тела тоже важно для нас.
А потом всё завершилось очень просто. Меня откачали, вернули к жизни и спокойно отпустили домой. Они не ждали ни благодарности, ни признательности, ни денег, хотя трудно поверить, что зарплаты простых городских врачей высоки. По-доброму и с улыбкой напутствовали советом, чтобы больше к ним не попадал. Они сами остались там, как врачи на передовой, бескорыстно спасая жизнь всякого смертельно раненного.
Жаль, что часто мы не замечаем, как рядом с нами бескорыстно трудятся, вершат святое служение люди, спасая жизнь таким же, как мы. Как и молящиеся за тебя дети, так и врачи реанимации подобны ангелам, небесным хранителям, которые защищают и сохраняют нам жизнь.
Вспоминается еще только одно прошение ектении, которое после реанимации стало для меня самым важным, выше всех земных достижений, свершений: «Прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати у Господа просим». Если умирать, то лучше мирно, а если жить, то только в покаянии. И вверить себя в руки Божии. Это и есть самое главное. Храни всех Господь!
Священник Валерий Духанин
23 мая 2018 г.
